Проекты фонда U-Art: Георгий Костаки — Соломон Никритин. Пересечения вне времени

Текст: Любовь Пчелкина

Жизнь любого художника, чьи мысли и чувства, воплотившиеся в произведения, тронули зрителя, достойна внимания. Судьба поколения творцов 1910–1920−х годов — мастеров и «учеников» авангарда — долгое время была этим обделена. Творчество многих достойных художников, словно свернутый свиток, ожидало, когда наступит «правильное время» для его прочтения. В историю русского искусства сегодня вписано имя человека, который в самые сложные годы запрета на «формалистов» (запрета на произведения индивидуального, а не массового мышления) заинтересовался именно этими «нестандартными» художниками, собрал огромную коллекцию их работ, чем и спас важную часть русской культуры.

Грек русского происхождения Георгий Дионисович Костаки (1913–1990) родился в Москве, а закончил свой жизненный путь на родине — в Греции. Более 80 имен самых разных художественных течений стало известно благодаря ему, и среди них — Соломон (Зельман) Борисович Никритин (1898–1965), чья судьба и творчество вот уже более 10 лет являются предметом моего изучения.

Никритин за всю свою жизнь сам ни разу не выезжал за пределы страны, но исследователь его творческого пути рано или поздно должен приехать в Салоники. Здесь в Музее современного искусства — коллекция Г. Д. Костаки — хранятся часть коллекции его живописи, графики и большой архив художника. Благодаря стипендии фонда U-ART стало возможным провести две недели в солнечной Греции и не только окунуться в архивные документы, но и подумать о том, почему такой сложный художник, как Никритин, оказался для Костаки «своим художником», был очень важен. Ведь он не был авангардистом в том смысле, в каком мы говорим о Малевиче или о любимой художнице Костаки — Любочке Поповой. Он, конечно, не был и реалистом. Мощная энергия его порой очень странных работ в то время могла подействовать на человека с такой же очень сильной внутренней «емкостью» и интуицией. В этом очерке мне захотелось больше поделиться не итогами научной работы, которая, безусловно, была проделана в архиве музея и далеко не окончена, а поразмышлять об этих двух очень разных и одновременно очень близких по духу личностях.

Каждый раз при выходе на теплое греческое солнце из холодного хранилища музея (которое, словно бункер, находится под зданием) неизменно ощущался резкий контраст между впечатлением от того, что только что рассматривал в запаснике, и окружающим миром. Возникало какое-то тонкое, почти физически ощутимое понимание, что сюжеты, написанные на холстах и графических листах Никритиным, тексты, которые хранятся здесь, никак не могли появиться вот в этой стране с ее абсолютно иной историей, теплым, мягким климатом, радостными, обаятельными, добродушными и во многом счастливыми людьми, которые никогда никуда не спешат… Но теперь здесь живет важная часть его творческого наследия.

Соломон Никритин (1898–1965) человеком был удивительным. Откровенный, прямой и искренний, вечно устремленный куда-то туда, куда всем остальным путь был заказан. Как пишет в воспоминаниях Александр Лабас, «даже коробка спичек была у него в мировом пространстве, он ее видел сразу как часть мироздания — некоторых это иногда раздражало». При жизни Никритину не очень везло на общественное признание, на персональные выставки и понимание даже в среде соратников по цеху. А после его смерти его имя на несколько десятилетий совсем исчезло из истории отечественного искусства. Ему очень повезло лишь с коллекционером, который обладал уникальным складом мышления и свободой собственного суждения о вещах, что было не типично в то время демонстрировать в Советской России.

Костаки не интересовался специально работами вхутемасовцев, но, увидев полотна Никритина в 1960−е, он оценил художественно-интеллектуальный «клад» в маленькой квартире на Мясницкой. Племянница жены Никритина — Иза Бердичевская, давно живущая в Америке, — вспоминала Георгия Дионисовича полулежащим на диване, в задумчивости курящим свою знаменитую трубку в комнатке «дяди Семы». Там все от пола до потолка было заставлено работами, порой очень внушительных размеров.

О чем же эти работы? Сразу и не скажешь. Самая оптимистичная, «Человек и облако», наверное, лучше всего передает состояние художника, его философский склад ума. Сильнейшая экспрессия — в картинах «Пьющая вино» и «Кричащая» конца 1920‑х годов, но картина «Муза поэта» и небольшие цветные графические работы выдают еще более сложное мышление, граничащее с сюрреализмом… Это уже в 1930−е годы! Не отвлекаясь на суету дней, Никритин всю жизнь изо дня в день работал как подвижник, который словно точно знал, какой заряд хочет заложить в свое искусство будущего. Он оставил после себя более 100 живописных полотен и около миллиона графических листов (вместе с эскизами, набросками, этюдами и штудиями). Костаки приобрел сразу более 70 работ маслом (практически все его работы до 1935 года) и около 800 — графики.

В 1977 году, когда семья Костаки приняла решение об эмиграции и коллекция была разделена на две части, произведения Никритина (как и другие имена собрания Георгия Дионисовича) оказались в Третьяковской галерее и в Салониках. Видимо, Костаки так сложно было расставаться с Никритиным, что он разделил на две половины даже некоторые серии.
В 2000 году коллекция семьи Костаки перешла в собственность государства Греции. Специально под нее был создан Музей современного искусства. Он находится не в центре города, а в достаточно тихом месте, в одном из районов Салоников — Колокотрони. Располагается в северо-восточном крыле здания бывшего комплекса монастыря лазаритов — «Мони Лазаристон». Именно сюда приезжают все, кто хочет увидеть коллекцию или имеет возможность заниматься ее научным исследованием.

В коллекции Костаки не только произведения, но и архив художника. Он чрезвычайно важен. Никритин не признавал «просто живопись», считал роль художника в обществе практически сакральной. Видел в современном художнике и творца, и ученого, способного «направить и повысить самосознание масс», что было очень важно на данном этапе человеческой эволюции. В связи с чем для Никритина любая запись, сделанная художником, — не только этюды, эскизы, но и любой черновик его мысли во время создания произведения, — является большой ценностью, важным звеном в цепочке творческого процесса. Поэтому его и приходится изучать иногда по крохотным кусочкам, находить в архивах буквально разные пазлы работы над одним произведением.

В архиве музея в Салониках таких звеньев цепочки достаточно много. Никритин не продавал свои работы, хотя часто семья оставалась почти без средств к существованию. Неисправимый оптимист и подвижник, он говорил жене: «Дорочка, увидишь, мои картины будут выставлены в лучших музеях, на самых престижных выставках, их будут покупать знаменитые коллекционеры!» Будущее показало, что он был прав.

В этих двух персоналиях вообще заметна некоторая общность отношения к жизни, ее смыслу. Они оба были оптимистичны даже в самые трудные годы и уверены, что выполняют некую миссию, хотя в настоящем, казалось, этого ничего не предвещало.
Георгий Костаки как коллекционер не сразу пришел к авангарду, но после знакомства с произведениями «запрещенных» художников мгновенно понял свои новые приоритеты. Со временем он стал ощущать свою деятельность как некую важную задачу, которая «будет оценена позже», и тоже оказался прав. Имея паспорт греческого подданного, работая в сфере дипломатической службы и получая поддержку семьи, он не упускал случая приобрести интересную работу. Если средств не хватало, то из дома, по воспоминаниям родственников, могли быть проданы дорогие вещи. Удачная покупка картины всегда была важнее.

При оформлении дара Третьяковской галерее коллекционер вспоминал: «Настрой у меня был таков: я, Георгий Костаки, действительно сделал большое дело, но ради чего, ради кого? Лично для себя? Нет. Я спас большое богатство. В этом моя заслуга. Но это не значит, что спасенное должно принадлежать именно мне или кому-нибудь другому, кому я мог бы завещать свои картины. Они должны принадлежать России, русскому народу… С таким настроением мне было очень легко передать все людям, и я старался отдать лучшие вещи. И я отдал их». Костаки получал удовольствие не только от азарта коллекционирования, но прежде всего от общения с такими разными необычными художниками через их произведения, а иногда и лично. Коллекционеру удавалось проникнуть в мир каждого из них, и постепенно он научился тонко чувствовать и распознавать почерк, приемы, стиль… Для большого числа имен, особенно для его современников — художников-шестидесятников, он стал не просто первым коллекционером, но и материальным спасителем, проводником на западный рынок.

Огромное количество прошедших перед глазами коллекционера шедевров, общение с художниками — все это составляло и наполняло его жизнь. В нем всегда жил человек творческой натуры, неслучайно он еще прекрасно играл на гитаре и с удовольствием пел. Поэтому неудивительно, что в зрелом возрасте Костаки проявился еще и как художник. Основные работы появились уже после эмиграции, сначала в Италии, но в основном — в Греции. На контрасте сложного внутреннего состояния и нового жизненного пространства, в окружении прекрасных ландшафтов в 1980−е годы рождались необыкновенно энергичные по цвету произведения: горные пейзажи «Олимп. Север Греции», «Греция. Кифисья», «Гора Пендели». Во время поездки и прогулок по окрестностям Салоников словно узнаешь эти места, пейзажи, их красочную палитру. Не все работы были выполнены им с натуры. Иногда он изображал скорее свое впечатление о каком-либо месте. Такие картины Георгий Дионисович называл «фантазиями».

Есть работы, связанные непосредственно с темой русского авангарда, — «Кладбище авангардистов» (середина 1980−х) и «Могила Малевича. Фантазия» (1989 год) — картины, которые появились уже в то время, когда Костаки был тяжело болен. Названия говорят сами за себя — Георгий Дионисович переживал сложности существования искусства авангарда на их родине в России. Многие картины художника Костаки несут символический смысл, они наполнены грустной поэзией и одновременно мощной энергией, которой художник заполнял холсты.

Именно к такой внутренней работе через творчество стремился и призывал Соломон Никритин. Он считал, что главное для художника — выразить проекцию внутренней реальности, называл это «новым реализмом», за что в свои 1930−е мог поплатиться жизнью. Художник объяснял, что для достижения гармонии будущей жизни современное общество должно стремиться создать новую формацию человека — человек творческий. «Нужно Творить от секунды к секунде, осуществляя радость всей полноты организма (чувства и разума)», — писал он в дневнике в 1920 году (С. Б. Никритин. Дневник. 1920 год. ОР ГТГ. Ф. 141. Оп. 1. Ед. хр. 41. Л. 7.). Когда не стало вокруг любимых картин и пришлось покинуть страну, где родился и для которой столько сделал, Георгий Костаки именно в собственном творчестве нашел душевное утешение.

Символично, что первая выставка произведений Соломона Никритина после долгого забвения в 2004 году состоялась здесь, в Салониках. Было много перипетий и сложностей, не позволивших ей приехать тогда в Москву. Но время все расставляет на свои места. Работа в архиве музея в Салониках стала началом подготовки большого совместного проекта Третьяковской галереи и музея MOMus. В 2024 году зрителя ждет большая встреча с художником Соломоном Никритиным, в том числе с его работами из греческой части коллекции Костаки на его персональной выставке в Москве.

Г. Д. Костаки. Олимп. Север Греции. 1984 г. Фото из архива М. Н. Костаки

Музей современного искусства в Салониках. Здание «Мони Лазаристон». Современная фотография

Г. Д. Костаки. Кладбище авангардистов. Середина 1980-х гг. MOMus.

4 марта 2022

Северини, Боччони, Карра, Деперо, Моранди — 26 картин из коллекции фонда Маттиоли в России

Джанни Маттиоли рассматривал футуризм как международное явление, зародившееся в Италии и придуманное итальянцами, но, безусловно, вписанное в международный контекст. Поэтому концепция выставки «Итальянский футуризм из коллекции Маттиоли. Русский кубофутуризм из Русского музея и частных коллекций», предложенная Русским музеем, кажется абсолютно созвучной представлениям коллекционера об искусстве первой четверти XX века, которое он собирал. Выставка была организована при поддержке фонда U-ART и демонстрировалась в залах Михайловского замка с июля по октябрь 2021 года.

12 февраля 2022

Высокая награда

В посольстве Италии в Москве 27 сентября прошла церемония вручения орденов Звезды Италии степени кавалера Ивете и Тамазу Манашеровым. Знак отличия присуждается президентом Итальянской Республики за особые заслуги в продвижении дружеских связей и сотрудничества между Италией и другими странами.

21 января 2022

Мария Цанцаноглу: «Русский авангард — особая глава в мировой истории искусства»

Интервью с Марией Цанцаноглу, специалистом по русскому авангарду, директором музея MOMus в Салониках, в 2018 году объединившего пять музейных институций с их коллекциями, в числе которых часть знаменитого собрания Георгия Костаки (другую часть своей коллекции Георгий Дионисович подарил Государственной Третьяковской галерее).

29 декабря 2021

Альбан Герхардт: «Не должно быть стены между исполнителем и публикой»

В концерте — закрытии XIII Международного фестиваля Vivacello выступил виолончелист Альбан Герхардт — обладатель множества престижных наград, известный пропагандист классической музыки. Вместе с Российским национальным оркестром под управлением маэстро Олега Каэтани он исполнил шедевры виолончельного репертуара — концерты Р. Шумана и С. Прокофьева

15 декабря 2021

Vivacello: это по любви

Международный фестиваль Vivacello, который с легкой и талантливой руки Бориса Андрианова и при поддержке культурно-благотворительного фонда «U-Art: Ты и искусство» прошел в российской столице в тринадцатый раз, подарил меломанам феерический праздник. Как и в прежние годы, смотр удивил разнообразием программ, жанров и исполнителей