Иван Монигетти: Виолончель переживает еще один ренессанс

Имя Ивана Монигетти хорошо знакомо поклонникам классической музыки по всему миру, он один из известнейших учеников Мстислава Ростроповича. В последние годы музыкант работает в Базельской музыкальной академии в Швейцарии, но нашел возможность приехать на родину для участия в единственном в России виолончельном фестивале Vivacello. Во время визита в Москву Иван Монигетти поделился мыслями о современной жизни виолончельной музыки, музыкальном воспитании детей и «русской школе».

 

— Если изучить публикации последних лет о виолончельном искусстве, то создается впечатление, что Ростропович задал новую волну этому направлению, а остальные на этой волне до сих пор существуют. Что на самом деле происходит сегодня с виолончельным мастерством?

— Действительно, Ростропович дал невероятный импульс, создал школу, которая в свое время вышла за пределы России. Его ученики — по всему миру. Его влиянию подвержены даже те, кто у него не учился. Это фигура музыканта-деятеля: он и исполнитель, и дирижер, и организатор фестивалей, и глава фондов.

Если говорить о виолончели, то она как «живое дерево», на котором появляются новые побеги. Композиторов-виолончелистов сегодня, на мой взгляд, больше, чем в любой другой специальности. Это музыканты, которые не только играют традиционный репертуар, но и сочиняют музыку для своего инструмента. Появляются ансамбли виолончелей, музыка для них — не обработки, а именно авторские произведения, написанные для восьми инструментов, для оркестра. И я играл, кстати, под управлением Ростроповича концерт Бориса Тищенко для 48 виолончелей и 12 контрабасов. Это тоже примета времени, когда виолончель играет доминирующую роль или одну из доминирующих ролей в музыкальном мире.

— Девять лет назад в одном из интервью вы, напротив, говорили, что есть проблема репертуара, и виолончельное исполнительство немного замедлилось в развитии. Тенденции переменились?

— Да, сейчас я бы так не сказал. Сегодня появляются интересные новые произведения: и в России, и за ее пределами, и в Европе, и в Америке. Виолончель переживает еще один ренессанс, и для нее пишут. Выросло новое поколение композиторов-виолончелистов, так что это «живое дерево» продолжает расти, цвести и внушает самые радужные надежды.

— Какую роль в этом процессе играют виолончельные фестивали?

— Разумеется, фестиваль — это что-то особенное. И публика ждет необычных концертов, и исполнители понимают, что их выступление больше, чем рядовое. На фестивале собираются, как правило, лучшие силы, и каждый хочет предстать в самом достойном виде. Часто именно на фестивали композиторам заказывают новые произведения. Это вершина, кульминация исполнительской работы.

ВКУС К МУЗЫКЕ

Композиторов-виолончелистовсегодня больше, чем в любой другой специальности Маэстро Мстислав Ростропович

— Какие последние события в классической музыке вы могли бы отметить для себя как особенно важные?

— Если говорить о будущем и о том, что мы делаем для молодого поколения, то сразу вспоминается невероятный проект, который создал не так давно Саймон Рэттл, главный дирижер оркестра Берлинской филармонии. Это пример совершенно бескорыстного отношения к тому, как можно прививать вкус людям, которые, скажем, в силу социального положения, редко сталкиваются с искусством. Саймон пошел в самые бедные районы Берлина, нашел простых школьников из проблемных кварталов и предложил им участвовать в совместном проекте оркестра Берлинской филармонии и балетной группы. В результате был поставлен балет на музыку «Весны священной» при участии школьников с улицы. Это, конечно, адски сложная работа, но увенчалась она большим успехом.

Было много выступлений, о работе Саймона снимали фильм, но, главное, это изменило жизнь тех подростков, которые участвовали в постановке. Невероятно трогательный и волнующий момент в фильме – когда ребята в первый раз входят в здание филармонии на репетицию оркестра. Они никогда не были в подобном месте раньше и вообще не попали бы туда, если бы не проект. Их глаза, их лица… Ради этого стоит жить.

— Что вы думаете о нынешнем поколении детей? Согласитесь с тем, что они «другие»?

— Может быть, они быстрее овладевают техникой: младенцы уже знают, как пользоваться мобильными телефонами и так далее. Но, конечно, они все те же дети, такие же, как и всегда. Самый большой мой педагогический успех был тогда, когда я начинал работать с ребенком и мог его довести до окончания консерватории. У меня учились два таких студента, и оба они стали очень известными музыкантами. Каждый ребенок — талант, и педагогика заключается в том, чтобы просто этот талант в нем разбудить и сделать так, чтобы ребенку самому стало интересно. Детям нельзя ничего навязать, и сейчас в гораздо большей степени, чем прежде. Они очень рано взрослеют, они самостоятельные, они отрицают то, что их не трогает. И важно их заинтересовать. А заинтересовать можно только любовью — любовью к музыке, к своему делу.

— Есть мнение, что интерес к классике вытесняют активно продвигаемые массовые проекты. Нуждается ли классическая музыка в современном мире в особой поддержке?

Можно идти на компромиссы, искать новые пути, соединять жанры За кулисами концертного зала им. Чайковского после выступления на закрытии Vivacello

— Серьезная классическая музыка всегда существовала при поддержке меценатов, королей, императоров — людей, которые понимали, насколько она важна. Потребность в этой поддержке никуда не исчезла. Есть такое понятие — «некоммерческое искусство»: некоммерческий театр, некоммерческое кино, некоммерческая литература. Классической музыке в принципе противопоказана мысль о деньгах. Когда эта мысль выходит на передний план, музыка теряет самое важное. А ведь это искусство, направленное в будущее. Оно для наших детей. Если вы хотите воспитать художественный вкус у ребенка, вы должны с ним пойти на симфонический концерт, а не на выступление поп-певца или рок-группы. Я ничего не имею против развлекательной музыки, там тоже есть образцы настоящего искусства. Но это не то, с чего стоит начинать эстетическое воспитание.

— Существует немало экспериментальных проектов на грани классики и поп-музыки.Некоторые из них созданы, чтобы как раз привлечь как можно более широкую аудиторию к классике. Насколько опасен этот путь?

— Ну, безопасных путей нет в принципе. Всегда есть риск и впасть в рутину, и стать консерватором, и хранить верность отжившим традициям. Мне кажется, очень важно сейчас работать именно с молодежью, с подростками, с детьми, всеми силами стараться им передать то, что нам было дано в свое время. И можно идти на компромиссы, можно искать какие-то новые пути, соединять жанры. Это было во все эпохи. И Бетховен, и Моцарт писали развлекательную музыку, которая сейчас для нас — такая же классика, как их симфонии и оперы. У них есть композиции, под которые можно было танцевать, и музыка «на случай», которая писалась к парадным событиям и для исполнения на улицах перед толпой. Если это создается со знанием дела и честно, то я — за такие эксперименты.

ПРИКОСНОВЕНИЕ И ЗВУК

— Сегодня жизнь классической музыки в России чем-нибудь отличается от ситуации в других странах?

— Я не очень хорошо знаю, что происходит в России, к сожалению. Но я думаю, что тенденции — общие. Наверное, и Россия не стоит здесь особняком. Во всяком случае, в Москве и Петербурге на афишах я вижу те же имена гастролеров, которые встречаю в Европе. Если что-то здесь и изменилось, то только в сторону открытости. И, наверное, в России немного меньше плановости, потому что обычно европейские и американские оркестры знают на 2−3 сезона вперед, что с ними будет происходить. И залы тоже запланированы.

Мне кажется, очень важно сейчас работать именно с подростками, с детьми Кадр из фильма RHYTHM IS IT! о социальном проекте Саймона Рэттла

— Когда говорят о виолончели, всегда упоминают особую «русскую школу» исполнительства. Можете назвать ее главные черты?

— Я бы не говорил только о виолончели. Это и фортепианная школа, и скрипичная, и виолончельная. В чисто профессиональном отношении — это внимание к звуку. Звучание. Эту школу можно узнать по прикосновению пальцев к клавишам, по прикосновению смычка к струне.

— Это прикосновение более аккуратное?

— Оно поющее. Рояль, например, может быть ударным инструментом, по нему ведь можно ударять. По струне можно скрести смычком, царапать. Об этом важно говорить детям в самом начале знакомства с музыкой. Если ребенку не показать, что инструмент поет, сделать это потом будет почти невозможно.

Еще одна из особенностей русской школы — в очень серьезном подходе. В России долгое время относились к музыкальным занятиям исключительно профессионально — из любого ребенка сразу начинали делать будущего абитуриента консерватории. И это не всегда здорово, потому что не все дети станут профессионалами. Но, с другой стороны, если ты хочешь, чтобы вырос мастер, нужно с самого начала работать профессионально.

И последний аспект понятия «русская школа» — это идея служения. Восприятие музыки не как работы, а как миссии. Поэт — больше, чем поэт, а музыкант — больше, чем музыкант. Он выполняет уникальную роль в обществе. Мы все-таки все учили наизусть «Пророка» Пушкина.

— Может быть, это перекликается с тем, что вы говорили о роли современного музыканта, который не ограничивается исполнительским ремеслом.

— Немного, да. Но это не одно и то же. Служение может быть очень скромным и неизвестным широкому кругу людей. Носителем важной миссии может быть и педагог в музыкальной школе. Если в нем есть эта искра служения, то ученики будут его помнить, и будут ему благодарны всю жизнь.

 

Текст: Арина Соболева
Фото: Сергей Карпов